Песочные Часы - Страница 94

Монолит бездействовал несколько секунд. Затем он засветился мягким, словно неоновым, свечением. Оно обдало Эльфа, на миг пронизав все его тело насквозь, и исчезло.

Эльф, ничего не понимая, смотрел на Монолит. Лицо его налилось кровью. Рвущийся крик замер в самом начале. Сталкер схватился руками за горло.

– Уважение – это когда тебя никто не контролирует, – сказал Сенатор, подхватывая на лету Черный Кристалл, выпавший из слабеющих пальцев Эльфа.

Эльф повалился на спину и затрясся в агонии.

Желание всей его жизни было воспринято Монолитом буквально. Чужеродный камень проявил к нему уважение и снял с человека свою волю, вернув ему самого себя, вместе со всеми ощущениями. Ожоги от вплавившегося в кожу костюма, ушибы, растяжения, вывихи и переломы, лучевая болезнь – все навалилось на Эльфа одновременно. Он смог издать только сиплый звук, поскольку кричать уже не мог. Через несколько секунд болевой шок сменился полной бесчувственностью. Человек скончался.

Монолит блеснул искрами, пробежавшими снизу вверх по его поверхности, и снова потух.

Сенатор смотрел на него счастливыми глазами. Он вернулся туда, откуда пришел в этот мир. Там, в глубинах Монолита, хранилось все, что ему дорого. Глядя на вновь обретенную семью, контролер хотел плакать от радости.

– Ты вернулся, – прозвучал глас Монолита.

Сенатор любовался Монолитом, немного сожалея, что на этой планете никто, кроме него, не способен должным образом оценить красоту и совершенство чудесного камня.

– Да, – сказал он.

Монолит снова сверкнул, на этот раз вместе с Черным Кристаллом в руке Сенатора.

– Дай мне его, – приказал Монолит.

Сенатор изучающе оглядел Кристалл. Камень был недостающей частью Монолита. Камень был и частью его самого.

Он закрыл глаза, наслаждаясь чувством полного исцеления. Кристалл передал ему остаток его сущности, сделав Сенатора полностью самостоятельным и независимым.

Монолит почувствовал это.

– Дай мне его, – повторил он.

Сенатор посмотрел на Монолит новым взглядом. Человеческим взглядом.

– Нет, – сказал он.

– Дай мне его! – прогремел Монолит так, что задрожали стены.

Сенатор покачал головой:

– Это не должно случиться. Это не наш мир.

– Ты один из нас! Ты должен подчиниться общему решению!

– Я был одним из вас, – произнес Сенатор, перекладывая Кристалл в другую руку и неотрывно следя за ним взглядом. – Но не теперь.

Монолит впал в ярость. Воздух стал быстро нагреваться. Стены саркофага над реактором задрожали.

– Тогда ты умрешь, – прозвучал вердикт.

Сенатор посмотрел на Монолит с состраданием.

– Ты должен выполнить мое желание, – сказал он.

Монолит покачнулся.

– Я вышел из тебя, – продолжал Сенатор. – Я вышел в Зону. И вернулся обратно, пользуясь только теми возможностями, что есть у людей. Тех самых людей, чьи желания ты вызвался выполнить в обмен на то, что они придут к тебе. Я пришел. Ты должен выполнить мое желание.

Потоки ледяного ветра обдали Сенатора. Монолит неистовствовал.

– Что ты хочешь? – спросил он в состоянии, которое было сравнимо лишь с тотальным бешенством целой цивилизации.

Сенатор чуть улыбнулся:

– Открой проход по требуемым координатам. На заданное время. Больше мне ничего от тебя не нужно.

Монолит затрясся, уже вполне ощутимо. Сенатор мысленно дал ему необходимые указания. Продолжая улыбаться, он повернулся и пошел прочь от Монолита, который ревел так, что саркофаг чуть не обвалился. Но Монолиту уже не суждено было вернуть себе полное могущество. Черный Кристалл отдалялся от него по мере того, как Сенатор мягко ступал по дрожащему полу, двигаясь к центру энергоблока. Его собственный народ больше не имел над ним власти.

Он дошел до очередного коридора, когда потолок над ним обрушился. Завернув за угол, Сенатор успел разминуться с обломками.

Он шел и думал о том, что все люди должны понять: чтобы заветные желания исполнились, нужно приложить собственные усилия.

Сенатор добрался до центрального кратера. Вот она, исходная точка чернобыльской трагедии. Ненависть Монолита заново превратила все в раскаленную печь. Этого было недостаточно, чтобы расширить масштабы катастрофы. Но Монолит сыграл злую шутку сам с собой.

От гнева Монолита, не сумевшего уничтожить Сенатора, расплавился графит. Остатки тех самых охлаждающих стержней, что не смогли предотвратить взрыв, так как вместо обязательного минимума – пятнадцати штук – были активированы всего два. Часть стержней вылетела наружу при взрыве, что-то осталось внутри. Графит выгорел в первые же сутки. Как оказалось, не весь.

Сенатор приближался к огромной раскаленной массе. Черный Кристалл тоже был раскален, но это уже было порождено не эмоциями Монолита, а условиями окружающей среды. Сенатор шел, с наслаждением чувствуя достаточную для полноценного существования радиацию, пронизывающую его и придающую ему силы. Силы были ему нужны. Вокруг становилось слишком жарко.

Когда он добрался до графита, его плащ вспыхнул, но Сенатор не обращал на это внимания, стараясь взять от жизни как можно больше. Изо всех сил сжав Черный Кристалл, он воткнул его в графит и отступил назад.

Монолит издал вопль, разнесшийся на много километров вокруг. От саркофага стали откалываться большие куски. Все, что находилось в реакторе, за одну минуту оказалось полностью разгромлено. В то время, как Черный Кристалл, часть Монолита, неспособный противостоять пламени, стал крошиться и сгорать в окружении графита, Сенатор смотрел вниз, с высоты нескольких этажей, на глубоко просевшую платформу реактора. Потом он закрыл глаза, и самые яркие воспоминания прошедшей жизни пронеслись в его памяти, подарив ему настоящее счастье.